Уже с первого взгляда на эту группу чувствовалось, что музыкантам до смерти надоело играть традиционный рок, и явно хочется предложить миру что-нибудь новенькое. Например, утонченное шоу и интеллектуальное веселье — с плутовской улыбкой, самоиронией и фигой в кармане.
Основной акцент в группе был сделан на жизнерадостную и весьма непривычную для того времени музыку. Поклонники Uriah Heep и «Россиян» принимали «Странные игры» в штыки, в Москве на их концертах свистели и называли музыкантов «трубадурами». Однако именно эта группа привнесла в ленинградский рок стилистическую революцию. «Странные игры» играли очень энергичный ска в духе Madness и Bad Manners — местами отстраненный, местами утрированно хулиганский. Непривычным было и то, что почти все участники группы имели музыкальное образование, а в качестве текстов к композициям использовали переводы французских поэтов и шансонье ХХ века — Тардье, Брассанса, Жака Бреля. Тексты, как правило, носили иронично-дразнящий характер — остроумно и романтично, фантасмогорично и абсурдно.
Большинство композиций «Странных игр» сочинялось и аранжировалось коллективно. Томик стихов из серии «Зарубежная поэзия ХХ века» кочевал из рук в руки, и каждый из музыкантов находил в нем что-то свое. Не случайно саксофонист Леша Рахов и басист Виктор Сологуб воспринимались современниками не иначе, как «переодетые инженеры, читающие в метро по дороге на службу книжки французской поэзии». В этом наблюдении была своя сермяжная правда, поскольку будущая жена Сологуба изучала французскую филологию и снабжала музыкантов многочисленными поэтическими сборниками.
Фото: В(Д)КОНРАДТ
Вообще, «Странные игры» периода 82-83-го годов представляли собой весьма монолитный ансамбль, не имеющий явного лидера. В этом были их сила и слабость. К примеру, гитарист и вокалист Саша Давыдов добавлял в музыку «Странных игр» элемент очаровательной шизоидности. Он обожал поэзию Хармса и в самом его образе было что-то абсурдистски-привлекательное — он носил то бороду, то бакенбарды и ходил в неизменных клетчатых брюках. На концертах Давыдов держался, как правило, несколько в тени, но его истинную роль в группе переоценить было сложно.
Гриша «Гриня» Сологуб, младший брат Виктора Сологуба, играл на гитаре (эпизодически — на аккордеоне и гармошке), пел и делал эффектное шоу с милицейской мигалкой — в духе Карлсона, который живет на засекреченной взлетной полосе. Гриня с детства обожал панк-рок. Невысокого роста, с больной от рождения спиной, он, по своей сути и образу жизни, был еще большим панком, чем Свинья, Алекс Оголтелый, Рикошет и прочие региональные последователи дела Джонни Роттена. Коронной фишкой Грини стало исполнение мегахита «Девчонка». Это был стопроцентный ска, который Гриня выпевал неправдоподобно дурным голосом, впитавшим в себя отблески латинской мечтательности и интонации радикального панк-рока.
В той же «Девчонке» Коля Куликовских (физик по образованию) превращал скромную советскую клавишу «Электроника М-01» в идеальный нью-вейвовский инструмент, извлекая из него дивные звуки типа «виу-виу», которые впоследствии ни из одной «Ямахи» днем с огнем было не вытянуть. Второй клавишник Коля Гусев, еще подростком выступавший в составе легендарных «Аргонавтов», оккупировал в «Странных играх» акустическое пианино с понатыканными внутрь кнопками — для более звонкого звучания.
Наиболее опытным музыкантом в группе был Александр Кондрашкин, который прошел школу «Аквариума», «Тамбурина», «Пикника» и уже тогда заслуженно считался одним из самых техничных и разносторонних барабанщиков ленинградского рок-клуба. Кондрашкин вел аскетический образ жизни, любил авангардный джаз и Rock In Opposition, а все заработанные деньги тратил исключительно на западные диски. Он бегал затяжные кроссы по утрам, обливался ледяной водой и коллекционировал пустые бутылки из-под экзотических спиртных напитков. Можно предположить, что Александр доставлял некоторые бытовые неудобства своим миролюбивым соседям, поскольку периодически в его квартире происходили репетиции «Странных игр».
«В то время в группе царила демократия, местами переходящая в анархию, — вспоминает Виктор Сологуб. — Готовясь к записи первого альбома, мы постарались эту атмосферу сохранить».
Свою дебютную работу «Странные игры» решили назвать «Метаморфозы». Несмотря на приверженность музыкантов к реггей и ска, практически все песни программы представляли определенные картинки и настроения, плавно перетекающие одно в другое. Разные песни пели разные вокалисты. «Плохую репутацию» — трагический монолог одинокого человека, который «вступил на дорогу, что в Рим не вела», — бессменно исполнял Саша Давыдов. Петь эту песню на репетициях пытались многие, но только он один мог интонационно передать всю безысходность ситуации. Также Давыдов исполнял «Мы увидеть должны» и еще два опуса: «Песню дворника» и «Дыдаизм», вошедшие впоследствии в расширенный вариант альбома «Метаморфозы» (под названием «Дыдаизм»).
Братья Сологубы жизнерадостно вокалировали на «Метаморфозах» (сопровождая пение смехом, лаем и прочими «этакостями») и в «Хороводной», пронзительную кавер-версию которой записала в середине 90-х годов Настя Полева. В сюрреалистичном «Эгоцентризме II» («На перекрестке себя поджидал я, чтобы себя самого напугать») братья Сологубы меняли свою вокальную манеру до неузнаваемости. Они сохранили внешнюю загадочность и таинственную атмосферу полудетективной вечерней прогулки — на фоне шумовых эффектов и дребезжащих аккордов раздолбанной «Ионики». В финале концертной версии «Эгоцентризма» Кондрашкин начинал отстукивать барабанную партию из «Болеро» Равеля, вследствие чего напуганные грозным маршевым ритмом чиновники от культуры окрестили музыку группу «фашистской».
С такой репутацией, багажом идей и призом «зрительских симпатий» (I-й Ленинградский Рок-фестиваль) «Странные игры» очутились в июне 83-го года в студии у Андрея Тропилло.
Виктор и Григорий Сологубы
В отличие от «Аквариума» и «Зоопарка», ходивших у Тропилло в любимчиках, «Странные игры» попали в менее комфортабельные студийные условия. Они писались долго и урывками — грубо говоря, ими затыкали пустующие места. Альбом записывался по утрам, поздно вечером, по выходным. Все это создавало определенные неудобства. Вдобавок ко всему, непривычное неоджазовое звучание «Странных игр» неумолимо провоцировало обычно спокойного и деликатного по отношению к музыкантам Тропилло на все мыслимые и немыслимые эксперименты со звуком.
«Если, к примеру, Тропилло покупал новый дилэй, то тут же хотел опробовать его именно на нас, — вспоминает Виктор Сологуб. — С другой стороны, он внес массу ценных предложений — скажем, на «Эгоцентризме I» был придуман ход, когда Рахов произносит набор слов сквозь мундштук саксофона — на фоне инструментальной мелодии».
Так как в тропилловской студии в это же время писали свои альбомы «Зоопарк» и «Мануфактура», «Странные игры» решили доделать «Метаморфозы» в Малом Драматическом театре у режиссера Андрея Кускова. Спустя годы крайне непросто восстановить общую картину — какие конкретно композиции из альбома писались в каком месте, — но все музыканты сходятся во мнении, что «Девчонка» дозаписывалась в студии у Кускова.
«В «Девчонке» нам показалось, что в партии Кондрашкина не хватает выделения второй и четвертой доли, необходимых для ска, — вспоминает Николай Гусев. — У него бочка стучала ровные четверти, и когда все это записалось, стало очевидно, что в песне не хватает выделения сильной доли. В идеале можно было наложить модный в ту пору эффект «хэнд-квак», но в студии его почему-то не оказалось. Поэтому мне пришлось лупить огромной доской по старому письменному столу, отбивая сильные доли».
Александр Давыдов
…Так получилось, что для тех времен альбом побил все рекорды в плане неоднородности звучания. «Метаморфозы» записывались и сводились в двух городах, в трех студиях, тремя режиссерами. Поэтому уровень записи и звучание инструментов на разных композициях резко различаются. Часть вокальных партий (в основном Давыдова) и саксофонные соло Рахова фиксировались в мобильном студийном вагоне МСI режиссером Виктором Глазковым — параллельно с записью альбомов «Аквариума» и «Мануфактуры». В МСI, в частности, писалась композиция «Мы увидеть должны», которую Давыдов исполнял крайне трепетно и проникновенно.
«Поскольку композицией «Мы увидеть должны» планировалось завершить альбом, то ближе к ее финалу было решено сделать нарастание звука и энергии, — вспоминает Алексей Рахов. — В вагоне стоял 24-х канальный магнитофон, и я в коде наиграл шесть саксофонных партий, которые были записаны на шесть соответствующих каналов.»
Из-за нехватки студийного времени сведение альбома осуществлялось уже в Москве.
«Примерно через месяц ко мне внезапно нагрянул Давыдов, — вспоминает Виктор Глазков. — В то время вагон МСI стоял в Лужниках и записывал концерты оркестра Рождественского. Сессия продолжалась около двух недель, все микрофоны были включены под эту запись и микшеры на пульте трогать было нельзя. Но Давыдову хотелось как можно быстрее получить готовый продукт, поэтому альбом пришлось микшировать на ручках для студийного прослушивания. Нормально свести альбом подобным образом невозможно. Это грех».
Естественно, Тропилло такое сведение устроить не могло и у себя в Доме Юного Техника он смикшировал альбом по-другому. Глазков оставил для Москвы свою версию сведения.
Путаницу в канонический вариант «Метаморфоз» внесло еще и то обстоятельство, что даже после окончания записи музыканты никак не могли определиться с порядком песен. Тогда Миша Манчадский — большой друг Саши Давыдова, человек, который делал первые репетиционные записи «Странных игр», — предумал следующий вариант. В течение месяца он приносил на репетиции кассету, на которой композиции из «Метаморфоз» были расположены каждый раз в новом порядке. В конце концов эти концептуальные испытания всем изрядно осточертели и в очередной приход Манчадского ему сказали: «Все! Хватит! Вот этот вариант и оставляем».
«В народных редакциях «Метаморфоз» изменялся не только порядок, — вспоминает Алексей Рахов. — Позднее нам попадались версии, в которых несколько композиций были записаны не в каноническом варианте. И в московской, и в ленинградской версиях неудачным оказалось сведение. Во время записи мы стремились к кривоватой, завернутой музыке, но в итоге масса звуковых нюансов оказались «за бортом». Они не исчезли, они присутствуют, но их почти не слышно».
После выхода в магнитиздате «Метаморфозы» продолжали жить своей жизнью. Через несколько лет часть композиций («Хороводная», «Девчонка», «Метаморфозы» и «Эгоцентризм II») вышла в Америке на двойном диске «Red Wave», причем «Хороводная» была опубликована с незавершенным саксофонным соло, которое по ошибке стерли в одной из студий. Еще спустя десять лет альбом был переиздан в кассетном варианте cанкт-петербургской фирмой «Манчестер».
Свой второй альбом «Смотри в оба» (к слову, более искусственный и надуманный) «Странные игры» записывали уже без Давыдова, который покинул группу со словами: «Мне надоело шутить по поводу смеха» — и некоторое время репетировал вместе с Куликовских и группой «Выход». В 84-м году Александр Давыдов умер от передозировки наркотиков. Через десять лет после его смерти «Странные игры» (распавшиеся в 86-м году на «АВИА» и «Игры») собрались опять и попытались заново записать «Хороводную». К сожалению, несмотря на сверхсовременную технику, этот римейк оказался неудачным. Запись получилась чересчур гладкой и поверхностной — слишком сильно изменилось мироощущение всех членов группы и из песни безвозвратно исчезли юношеская непосредственность, обаяние и задор, характерные для прежних времен. В принципе, с незначительными оговорками для «Странных игр» повторилась небезызвестная история с детским рисунком, воспроизвести который в зрелом возрасте становится уже невозможно.
Источник: lastfm.ru
Подождите...